Далеко и надолго
Д. Гурин,
эксперт Совета Европы,
юрист Секретариата Европейского Суда (2016–2020)
Европейский Суд изменил свою позицию по вопросу эффективных средств защиты в сфере географического распределения осужденных. Решение Палаты Европейского Суда от 7 сентября 2021 г. по делу «Дадусенко и другие против Российской Федерации» (Dadusenko and Others v. Russia), жалобы №№ 36027/19 и три другие жалобы.
30 сентября 2021 г. Европейский Суд опубликовал Решение Комитета из трех судей, в котором он изменил свое мнение относительно соблюдения прав осужденных, направляемых для отбывания наказания в регионы, отдаленные от места их жительства и места проживания их родных. Данный вопрос Суд детально рассмотрел в Постановлении по делу «Полякова и другие против Российской Федерации» (Polyakova and Others v. Russia) от 7 марта 2017 г., жалоба № 35090/09 и три другие жалобы[1], а затем в Постановлении «Войнов против Российской Федерации» (Voynov v. Russia) от 3 июля 2018 г., жалоба № 39747/10[2] . В них он установил, что статьи 73 и 81 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации не соответствовали требованию «качества закона» по смыслу статьи 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (право на уважение частной и семейной жизни), поскольку не закрепляли обязанность органов исполнения наказаний принять во внимание семейные связи заявителя при определении региона (и конкретного учреждения), в котором он или она будут отбывать наказание. Тем самым осужденные, направляемые в отдаленные регионы, лишались эффективной возможности свиданий и в целом поддержания семейных связей со своими родными, которые зачастую проживали в тысячах километров от исправительных колоний.
Регулирование вопросов географического распределения осужденных претерпело изменения 1 апреля 2020 г. в связи с принятием Федерального закона № 96-ФЗ, которым была предусмотрена возможность для осужденных отбывать наказание в месте проживания их родственников (с ходатайством о переводе могут выступить как сами осужденные, так и их родственники).
Поскольку соображения, касающиеся семейной жизни лица, теперь на уровне УИК стали одним из факторов, который должен учитываться ФСИН России при определении места отбывания наказания, Европейский Суд посчитал, что проблема регулирования, выявленная в делах Поляковой и Войнова, была устранена. По этой же причине, как отметил Суд, отказ ФСИН России принять во внимание интересы семейной жизни осужденного при определении места отбывания наказания или при рассмотрении ходатайств о переводе теперь мог быть эффективно оспорен в порядке, предусмотренном Кодексом об административном судопроизводстве. Следовательно, для того чтобы обратиться в Европейский Суд с жалобой на нарушение статьи 8 Конвенции в связи с невозможностью поддержания адекватных контактов с семьей ввиду отдаленности места отбывания наказания, заявителям теперь предварительно следует пройти четыре инстанции внутригосударственного административного процесса (Решение Европейского Суда по делу «Чигиринова против Российской Федерации» (Chigirinova v. Russia) от 13 декабря 2016 г., жалоба № 28448/16[3]).
В то же время новая возможность отбывать лишение свободы ближе к родным была предоставлена далеко не всем осужденным. В У Уголовно-исполнительном кодексе Российской Федерации по-прежнему сохранилась широкая категория осужденных (ч. 4 ст. 73): осужденные к пожизненному, при особо опасном рецидиве, осужденные к отбыванию лишения свободы в тюрьме, осужденные по широкому перечню статей, – определение места отбывания наказания которыми полностью находится в дискреции ФСИН России и соображения «семейного характера» в отношении которых (по прямому указанию УИК РФ) не применяются. В 2020 году и без того широкая категория таких осужденных была дополнена новой подгруппой: «в отношении которых имеется информация об их приверженности идеологии терроризма, исповедовании, пропаганде или распространении ими такой идеологии (при отсутствии достаточных данных для решения вопроса о возбуждении уголовного дела) и оказании ими в связи с этим в период содержания под стражей, отбывания наказания соответствующего негативного воздействия на других обвиняемых (подозреваемых), осужденных». Кто эти люди, что подразумевается под «исповедованием» или «пропагандой», как замерить «негативное воздействие», излучаемое ими, почему, если их действий оказалось недостаточно для возбуждения уголовного дела, они в принципе должны претерпевать негативные юридические последствия и, наконец, кто, в какой процедуре и на основании каких критериев будет это решать (и можно ли обжаловать это решение) – все эти вопросы остались за скобками решения. Собственно, никто из пятерых заявителей к этой категории и не относился, следовательно, Европейский Суд формально и не должен был углубляться в рассмотрение этих вопросов. Однако вывод, который далее сделал Суд в своем решении, касался всех «исключенных» категорий, в том числе и вновь прибывших «исповедователей-пропагандистов».
Один из заявителей, Николай Шишкин, формально не мог претендовать на перевод ближе к дому, будучи осужденным к пожизненному лишению свободы. Однако Верховный Суд Российской Федерации , рассмотрев его жалобу в кассационном порядке (кассационное определение № 70-КАД20-3-К7 от 21 октября 2020 г.[4]), решил, что невозможность заключенного поддерживать семейные связи во время лишения свободы следует отнести к числу «исключительных обстоятельств», предусмотренных в ч. 2 ст. 81 УИК РФ. Верховный Суд РФ отменил решения нижестоящих судов и отправил дело на новое рассмотрение.
И уже сам этот факт стал достаточным для ЕСПЧ, чтобы не только отклонить жалобу Шишкина в связи с неисчерпанием им средств правовой защиты, но и чтобы констатировать, что все «лишенцы», не имеющие по закону права пользоваться «семейным переводом», в свете решения Верховного Суда РФ по делу Шишкина теперь располагают эффективным средством правовой защиты.
Европейский Суд при этом заметил, что производство в деле Шишкина не было завершено, что его исход предстоит выяснить, что не имеется устоявшейся практики российских судов по данному вопросу и по применению недавно измененных положений УИК РФ. «Тем не менее… Европейский Суд не видит какой-либо причины полагать, что измененные положения УИК РФ, истолкованные Верховным Судом Российской Федерации, не предоставят заявителям возможности восстановить свои права на внутригосударственном уровне или что они не предоставят им разумных перспектив успеха».
Наивно? Едва ли. Ведь причин, которых Европейский Суд «не увидел», – масса. Например, Ильдар Дадин. Конституционный Суд РФ признает статью УК РФ не соответствующей Конституции, Верховный Суд РФ отменяет приговор, а потом осуждают еще четверых людей при таком же фактическом наборе данных, по той же самой статье, и тот же Верховный Суд РФ оставляет им приговоры в силе. Поэтому едва ли мог Европейский Суд обоснованно полагаться на то, что теперь у всех будет так же, как у Шишкина. И не только у тех, кто отбывает пожизненное, но и у рецидивистов, террористов, экстремистов и «исповедующих». Тогда зачем?
«В любом случае – продолжает Суд, – предстоит оценить в свете результатов производства, инициированного сторонами, утратили ли они статус жертвы». По какому основанию тогда была отклонена жалоба Шишкина? Судя по логике Европейского Суда, он все еще не утратил статус жертвы (действительно, Большая Палата в Постановлении по делу «Сахновский против Российской Федерации» однозначно сказала, что само по себе «переоткрытие» дела или его направление на новое рассмотрение не влечет за собой утраты статуса жертвы[5]. Получается, что жалоба Шишкина, находившегося по счастливой случайности (а ничем иным решение ВС РФ в его деле, которое не основано на буквальном прочтении УИК РФ, называть не приходится) в процессе исчерпания средства правовой защиты, которое Европейский Суд признал неэффективным («Полякова и другие против Российской Федерации»), была исключена в связи с неисчерпанием этого же средства правовой защиты. Хотя и скорость рассмотрения, и результат, и неожиданный поворот в виде расширительного толкования закона Верховным Судом РФ были вне его контроля. Как кажется, принцип субсидиарности, к которому так активно апеллировал Суд в деле «Дадусенко и другие против Российской Федерации», позволял дождаться окончания второго витка разбирательств в судах Российской Федерации по вопросу места отбывания наказания Шишкиным.
В связи с этим, вновь возникает вопрос о разграничении ситуаций, в которых заявитель должен исчерпывать лишь средства правовой защиты, существующие на момент обращения в Суд и, в принципе, не обязан пользоваться средствами, которые в дальнейшем Суд признал эффективными[6] и тех случаев, когда Суд может потребовать от заявителя использовать новое средство правовой защиты, появившееся после подачи жалобы[7].
Неясным также остается то, почему знаковое решение, которым констатируется наличие нового средства правовой защиты, выносится Комитетом из трех судей, а не Палатой Суда.
По всей видимости, причиной всему является спешка. В этой спешке Европейский Суд пополняет плеяду Решений («Аникеев и Ермакова против Российской Федерации» (Anikeyev and Yermakova v. Russia) от 13 апреля 2014 г., жалобы №№ 1311/21 и 10219/21[8]; «Евгений Михайлович Шмелев и другие против Российской Федерации» (Yevgeniy Mikhaylovich Shmelev and Others v. Russia) от 4 апреля 2020 г., жалоба 41743/17 и 16 других жалоб[9]), в которых авансом признаёт новые или реформированные средства правовой защиты эффективными (или подлежащими исчерпанию) и которые служат формальным основанием для массового отклонения ранее поданных и долгое время копившихся жалоб (в конце решения Европейский Суд указывает, что все заявители, подавшие жалобы до принятия Федерального закона № 96-ФЗ, так же как и заявители, могут воспользоваться новым механизмом «семейного воссоединения»).
Такой подход, очевидно, на какое-то время снизит поток поступающих в Европейский Суд жалоб, особенно по тем проблемным отраслям, в которых он ранее настаивал на отсутствии эффективных средств защиты на внутригосударственном уровне. Но поспособствует ли это качественному изменению внутригосударственных правовых механизмов защиты прав человека? Усиление принципа субсидиарности, провозглашенное в рамках принятия Протокола № 15 к Конвенции, не должно приводить к тому, что Европейский Суд становится более труднодоступным для обращения граждан органом. Его основная суть состоит в том, что на плечи государственного правоприменителя перекладывается сложная задача непосредственного конвенционного контроля, комплексной оценки действий и решений государственных органов в свете принципов и гарантий Конвенции. В отсутствие прочно устоявшейся практики, свидетельствующей о том, что эта задача выполняется, принятие решения о наличии средств правовой защиты в тех сферах, где ранее были обнаружены системные недостатки законодательства, выглядит как минимум поспешным.
[1] См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. № 8.
[2] См.: там же. 2019. № 8.
[3] См.: Российская хроника Европейского Суда. 2019. № 4.
[4] Официальный сайт Верховного Суда Российской Федерации // URL: http://vsrf.ru/stor_pdf.php?id=193528
[5] См.: Постановление Европейского Суда по делу «Сахновский против Российской Федерации (Sakhnovskiy v. Russia) от 2 ноября 2010 г., §§ 82–84, жалоба № 21272/03 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. № 9.
[6] См.: Постановление Европейского Суда по делу «Кочеров и Сергеева против Российской Федерации» (Kocherov and Sergeyeva v. Russia) от 29 марта 2016 г., жалоба № 16899/13 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. № 1.
[7] См.: Постановление Европейского Суда по делу «Трепашкин против Российской Федерации» (Trepashkin v. Russia) от 19 июля 2007 г., жалоба № 36898/03 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2008. № 3.
[8] См.: Решение Европейского Суда по делу «Аникеев и Ермакова против Российской Федерации» (Anikeyev and Yermakova v. Russia) от 13 апреля 2014 г., жалобы №№ 1311/21 и 10219/21 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2021. № 6.
[9] См.: Решение Европейского Суда по делу «Евгений Михайлович Шмелев и другие против Российской Федерации» (Yevgeniy Mikhaylovich Shmelev and Others v. Russia) от 4 апреля 2020 г., жалоба № 41743/17 и 16 других жалоб // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2020. № 5.
Статья Д. Гурина опубликована в одиннадцатом выпуске журнала «Бюллетень Европейского Суда по правам человека».
