0

Выступление Турбьёрна Ягланда в Европейском Суде по правам человека
по случаю окончания срока его полномочий
на посту Генерального секретаря Совета Европы

г. Страсбург, 16 сентября 2019 г.

Председатель,

судьи,

Председатель Комитета министров,

послы,

дамы и господа!


Завершая свой десятилетний срок в должности Генерального cекретаря в 60-летнюю годовщину Европейского Суда и 70 годовщину Совета Европы, я думаю, что нет лучшего места и лучшей аудитории, где я мог бы произнести эту речь.

Я хотел бы поблагодарить всех вас и отдать всем вам дань уважения и, в частности, Жан-Полю Коста, сэру Николасу Братце, Дину Шпильманну, Гвидо Раймонди, которые были Председателями Европейского Суда на протяжении двух моих сроков полномочий, и нынешнему Председателю Суда – Линос-Александру Сицилианосу.

С чем я приехал сюда 10 лет назад? Наверное, с определенным северным прагматизмом, который говорит: лучше что-то делать, чем скрупулезно обсуждать догмы. Если ничего больше не помогает, используй здравый смысл. Прежде всего я осознавал, что, если бы речь не шла о демократических правах и верховенстве права, я бы никогда не оказался тут.

Я вырос в семье рабочих. Мои родители могли прийти на избирательные участки и проголосовать за всеобщее образование, здравоохранение и поддержку пожилых людей. Они могли работать и платить налоги, которые покрывали все эти расходы – государство всеобщего благоденствия. Поскольку они и другие люди делали это, я мог пойти в школу и университет. Наши права защищались законом и независимыми судами.

Во время моей молодости и Европейская конвенция по правам человека, и Европейская комиссия по правам человека также были конкретной реальностью. Я помню, как после военного переворота в Греции я присоединился к кампании, влияние которой достигло существенных размеров на территории Скандинавии и Нидерландов. Нашим главным требованием было то, чтобы власти наших государств подали жалобу против Греции в Европейскую комиссию по правам человека. В конце концов наши усилия увенчались успехом. В этом деле было подтверждено множество нарушений Европейской конвенции, допущенных греческой диктатурой. Комитетом министров по рекомендации Парламентской Ассамблеи был применен Устав Совета Европы. Рассмотрение этого дела в итоге внесло значительный вклад в укрепление демократических сил в Греции. В Грецию снова вернулась демократия, и Греция вернулась в организацию. Тогда для меня стало ясно, что Всеобщая декларация прав человека по-настоящему начала действовать.

Всеобщая декларация прав человека по сути положила конец неограниченной дискреции национальных государств, но у нее не было органов мониторинга и суда. Когда это было реализовано здесь, в Европе, Всеобщая декларация стала больше, чем просто декларацией. Она стала законом, и у нас есть Суд, который следит за применением данного закона.

В молодости я читал книгу Виктора Гюго «Отверженные». Ее герой, заключенный Жан Вальжан, был освобожден после 19 лет тюрьмы, которые он получил за то, что украл булку хлеба. Когда он вышел из тюрьмы, его надзиратель сказал: посмотри на письмо об освобождении, и ты увидишь клеймо позора, которое будет с тобой до конца жизни.

Дальнейшая жизнь этого героя продемонстрировала, что каждый человек имеет возможность стать хорошим или плохим, и это зависит от обстоятельств. Если законы обеспечивают соблюдение прав, наделяя ими людей и устанавливая стандарты человеческого поведения, обстоятельства также будут развиваться. Как сказал Мартин Лютер Кинг, «Мораль не может стать законом, но поведение можно регулировать. Судебные акты не могут изменить наши сердца, но они могут сдержать бессердечность».

Что еще я узнал о Европейской конвенции и Совете Европы, когда приехал сюда?

Прежде всего, что вся система основывается на индивидуальном праве обращаться в Европейский Суд по правам человека. Мне было хорошо известно об обязательности исполнения постановлений Европейского Суда, и я знал, что Комитет министров, в котором заседают представители всех 47 правительств, несет коллективную ответственность за исполнение постановлений.

Но, конечно, я также хорошо знал о большом количестве накопившихся жалоб и проблеме исполнения государствами-членами постановлений.

Спустя несколько недель на новой должности я узнал намного больше. Я понял, что Протокол № 14 к Конвенции предполагает необходимые реформы процедуры рассмотрения жалоб в Суде, но он еще не вступил в силу, поскольку его не ратифицировала Российская Федерация.

Я посмотрел статистику Европейского Суда и обнаружил, что 70% жалоб касаются только семи стран. Я также увидел организацию, которая была сильно централизована и обросла характерными бюрократическими признаками. Я видел это во всех бюрократических структурах, в которых работал, то есть, если документ не вызывает вопросов, это не значит, что работа над ним завершена.

Я слышал, как Жан-Поль Коста часто говорил, что Конвенция представляет собой конвенционную систему и что все органы Совета Европы зависят друг от друга: если один орган слабый, все остальные также слабые. Я также понял, что отношения с Европейским союзом были основаны на недоверии и соперничестве. Таким образом, я работал, учитывая эти факты. Хотя я слышал, как бывший член Парламента Норвегии сказал о Совете Европы: много, что нужно сделать, но очень мало, что может быть сделано. Однако я считал, что надо действовать.

Прежде всего нужно было сдвинуть с места процесс реформирования Суда.

Сначала требовалось, чтобы Российская Федерация ратифицировала Протокол № 14, и я незамедлительно отправился в Москву. На первой судебной конференции в Интерлакене несколько недель спустя Российская Федерация ратифицировала этот Протокол. Я также поехал в Москву через год, прямо накануне Рождества, для получения согласия на учреждение Программного офиса в Москве. На обратном пути наш самолет задержали, поэтому нам пришлось встретить Рождество в отеле в аэропорту Франкфурта. Это было не слишком комфортно, но оно того стоило.

Далее последовала серия конференций: в Измире, Брайтоне, Брюсселе, Копенгагене и Хельсинки. Каждая из них внесла свой вклад в формирование той ситуации, где мы находимся сейчас, и я хотел бы отдать дóлжное Европейскому Суду и его Секретарю-канцлеру за решимость в применении всех реформ, которые стали результатом указанных конференций.

Второе, что мы сделали, это решение вопроса с 70% жалоб в отношении семи государств. Для меня было очевидно, что необходимо сосредоточить наши ресурсы в тех направлениях, которые необходимы для помощи государствам-членам в реформировании их законодательства и правоприменения для приведения их в соответствие с Европейской конвенцией. В этом случае до Суда доходило бы меньше жалоб. Речь идет о важном принципе совместной ответственности. Конвенция должна применяться национальными властями: дела должны доходить до Суда только в исключительных случаях.

Мы начали децентрализацию наших ресурсов, и открыли офисы в ряде стран. По этой причине мы стали ценными партнерами для других международных организаций на этих площадках.

В результате Совет Европы стал привлекательнее для финансирования извне. Так, его финансирование выросло более чем вдвое – до 60 млн евро в год, при этом нашим единственным крупнейшим спонсором является Европейский союз.

Моей первой миссией прямо перед поездкой в Москву было посещение Брюсселя. Я встретился с Председателем Европейской комиссии Ж.-М. Баррозу, и с тех пор партнерские отношения между нашими организациями только укрепляются. Я очень благодарен ему и его преемнику Ж.-К. Юнкеру за их роль в этом направлении.

Вернемся к Протоколу № 14.

Его вступление в силу упрощало процесс отсеивания неприемлемых жалоб путем введения формата разбирательства дела единоличным судьей. Этот Протокол ввел новый критерий приемлемости: заявителю должен быть причинен существенный ущерб в результате нарушения его прав, а также в нем предлагались меры для устранения таких нарушений.

Свои результаты дал и ряд принятых в дальнейшем мер, в том числе:

– непрерывное выявление неколлизионной фазы для расширения сферы мирового урегулирования по жалобам;

– более частое использование процедуры пилотных постановлений для решения вопросов, касающихся больших групп идентичных дел.

Далее последовали Протоколы №№ 15 и 16.

Протокол № 16 вступил в силу, позволив государствам-членам обращаться за не имеющими юридической силы консультативными мнениями Большой Палаты Европейского Суда. Первыми с такими запросами обратились власти Франции и Армении.

Такое быстрое развитие сети верховных судов обеспечивает тесный диалог между судами и способствует лучшему применению положений Конвенции.

Так, в четверг и пятницу на прошлой неделе я был в Париже на конференции, где присутствовали председатели всех верховных судов Европы, организованной в рамках председательства Франции в Комитете министров. И там я понял, какую ценность имеет эта сеть для дальнейшего сближения законов в Европе.

Мы никогда не должны забывать, что Европейская конвенция и практика Европейского Суда являются первоочередными средствами, с помощью которых мы создаем более сплоченное единство в Европе, как это указано в статье 1 Устава, гармонизируя законы и тем самым сближая народы и нации.

Это большой проект ради мира.

В связи с реформами, которые мы проводим, и акцентуацией на принципе совместной ответственности отмечу: Конвенция пустила глубокие корни, ее страны-участники получают пользу от развития диалога по применению Конвенции, а процедуры Европейского Суда упрощаются и становятся более эффективными. В результате «снежный ком» нерассмотренных дел сократился с 150 000 до 60 000, а количество дел, урегулированных Комитетом министров, достигло максимума за все время.

Я верю, что Европейский Суд также выиграл от одного из первых моих решений: о предоставлении ему административной автономии в рамках Совета Европы.

Еще многое может быть сделано для обеспечения долгосрочной эффективности конвенционной системы, особенно для вступления в силу Протокола № 15, который позволит больше сделать для укрепления субсидиарности и включает ссылку на пределы усмотрения.

Однако остается ряд вызовов, которые стоят перед Европейским Судом и Советом Европы в целом и на которые организация должна ответить в ближайшие годы. Некоторые из этих вызовов носят политический характер.

Десять лет назад уже звучали скептические голоса, которые использовали аргумент задержек в рассмотрении дел в Суде для подрыва конвенционной системы. Существуют значительные силы, которые хотят применять принцип «верховенство моего права» вместо «верховенства права». Они склонны к отрицанию многостороннего подхода и ставят под вопрос легитимность правил и институтов, которые поддерживают его.

Европейская конвенция по правам человека и Европейский Суд по правам человека не предусматривают исключений. В действительности для некоторых они являются главными мишенями. Конвенционная система вызывает критику, поскольку она стала очень важной и успешной.

Во время срока исполнения своих полномочий я видел попытки использовать национальные парламенты и конституции для предотвращения исполнения постановлений Страсбургского суда.

Позвольте мне пояснить: Европейская конвенция по правам человека является международным договором. Согласно Венской конвенции о праве международных договоров государства-участники должны добросовестно применять такую конвенцию. Это означает, что ни одно государство-член не может призывать свой парламент или конституцию не исполнять постановление Европейского Суда по правам человека. Нет, оно, конечно, может это сделать, но при этом оно не может продолжать быть участником Европейской конвенции и членом Совета Европы. Это должно быть основным моментом, каковым оно и является.

Важно также помнить о том, что Конвенция содержит права, которые не могут быть отменены ни при каких условиях. Если государство-член хочет восстановить смертную казнь или не хочет действовать в случаях, когда выявлены пытки или принудительный труд, с нашей стороны не может быть никакого компромисса. И мы не можем допустить содержание в тюрьме людей, которых наш Суд постановил освободить. Поэтому я рад, что Комитет министров использовал свои полномочия в соответствии с Конвенцией и добился освобождения Ильгара Маммадова. Согласно постановлению нашего Суда его содержание под стражей было ошибочным, тем не менее он оставался в тюрьме в течение пяти лет.
В итоге наша организация предприняла требуемые от нее действия. Они включали использование мною статьи 52 Конвенции, и по моему запросу Комитет министров впервые применил пункт 4 статьи 46 Конвенции. Я не сомневаюсь в том, что это сыграло важную роль в окончательном решении прекратить содержание И. Маммадова под стражей.

Это дало важный сигнал всем государствам-членам. Есть еще ряд примеров, демонстрирующих, что исполнение постановлений требует длительного времени. Однако ни на один день мы не можем мириться с тем фактом, что в Европе есть политические заключенные. Когда дело доходит до обеспечения свободы человека, не может быть никаких отсрочек. Это было бы преступлением против сегодняшней души Европы.

Наша организация всегда должна иметь возможность быть там, где она необходима, и обеспечивать правовыми средствами защиты тех, кто в них нуждается, но это не всегда удается. Наблюдательные органы и иные институты Совета Европы не имеют доступа ко всем территориям, где существуют нерешенные конфликты. В настоящее время это представляет собой растущую проблему, поскольку 17% от числа дел, находящихся сегодня на рассмотрении Европейского Суда, связаны с территориями нерешенных конфликтов. Это вызов для Европейского Суда, поскольку он всегда изучает доклады наших наблюдательных органов, когда рассматривает такие жалобы. Уполномоченный по правам человека имеет право вмешиваться в судебный процесс, вместе с тем он лишен этой возможности, поскольку у него нет доступа к данным территориям.

Пришло время разъяснить правительствам, что существование таких серых зон в нашей системе защиты прав человека недопустимо. Совет Европы не имеет полномочий рассматривать вопросы безопасности, которые относятся к компетенции Совета Безопасности Организации Объединенных Наций и ОБСЕ. Вместе с тем на нас возложена ответственность рассматривать причины и последствия нарушения прав человека в любых случаях, когда они происходят на территории действия Конвенции. И для меня ясно, что это должно быть ценным и неотъемлемым вкладом в решение конфликтов.

Посмотрите на Соглашение Страстной пятницы в Северной Ирландии. Предпосылкой к нему было то, что в этой стране применяется Европейская конвенция по правам человека – это действительно написано в тексте соглашения. Аналогичное разрешение конфликта на востоке Украины не может быть успешным и стабильным, пока Европейская конвенция по правам человека не применяется эффективно и в полной мере всеми сторонами на всех территориях и в отношении всех участвующих в нем лиц. В Турции в целях преодоления существующих проблем должны быть внедрены стандарты Европейской конвенции по правам человека. Очевидно, это также означает, что в политической борьбе на европейской земле нет места для применения насилия и терроризма.

Мы увидели, что неисполнение постановлений Европейского Суда привело к тупику в Дейтонском процессе в Боснии и Герцеговине. Европейский Суд по правам человека постановил в деле Сейдич и Финци, что те, кто не относятся к трем государствообразующим народам по Дейтонскому соглашению, имеют право в полной мере участвовать в политической жизни государства. Я уверен, что Босния и Герцеговина не может двигаться вперед, пока не будет изменена конституция страны, и я надеюсь, что это все-таки произойдет. Также надеюсь, что Европейский союз наконец-то завершит круг защиты прав человека для народов, проживающих в его государствах-членах, и ратифицирует Европейскую конвенцию в возможно короткие сроки.

Исполнилось десять лет с того момента, когда Лиссабонский договор позволил Европейскому союзу присоединиться к Конвенции. Я благодарен Председателю Европейской комиссии Ж.-К. Юнкеру за его поддержку, а также за внесение такого предложения на рассмотрение Европейского Совета. Все-таки я верю в то, что процесс мог бы быть завершен уже сегодня, и я разочарован тем, что этого до сих пор не произошло, поскольку без ратификации данного соглашения возникают реальные проблемы. Сегодня невозможно принимать во внимание позицию Европейского союза в ситуациях, когда его акты противоречат Европейской конвенции. Следовательно, исполнительные органы Европейского союза не являются субъектами независимого внешнего судебного контроля, и это имеет значение.

В начале этого лета поступили доклады о предполагаемых нарушениях прав человека, которые были допущены во время операций, поддерживаемых Европейским агентством пограничной и береговой охраны (Фронтекс). Совет Европы и наш Комитет по предотвращению пыток может давать этому агентству советы, что мы и делаем в рамках нашего отличного сотрудничества с ним. Однако это не имеет отношения к правовой ответственности. Да, Фронтекс связан законами ЕС, которые запрещают пытки и любую форму бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Однако только присоединение к Европейской конвенции обеспечит независимый внешний судебный контроль, который требуется в подобных случаях. Пока Европейский совет не ратифицирует соглашение, достигнутое между Комиссией и нашими 47 государствами-членами, будет существовать серая зона в отношении положений о защите прав человека в Европе.

Сообщение Европейской комиссии «О верховенстве закона», изданное этим летом, содержит много интересных и позитивных предложений. Оно демонстрирует решимость Комиссии по увеличению участия ЕС в работе органов Совета Европы. Оно также описывает будущее присоединение к Европейской конвенции как «важный политический сигнал приверженности Союза верховенству права». Я согласен с такими рассуждениями и надеюсь, что всё это вскоре произойдет.

После 70 лет существования наша организация разработала уникальное законодательство. Начиная с прав, перечисленных в Европейской конвенции и Европейской социальной хартии, сейчас у нас действует более 220 правовых инструментов, устанавливающих общие стандарты и разрешающих особые проблемы. У нас есть конвенции по борьбе с пытками, киберпреступлениями, насилием в отношении женщин и торговлей людьми и органами. У нас есть конвенции по защите от сексуальной эксплуатации детей, против злоупотребления в использовании персональных данных, по борьбе с подделками медицинских препаратов и нарушениями прав национальных меньшинств, поддерживаемых нашей Европейской хартией региональных языков или языков меньшинств и нашей Рамочной конвенцией по защите национальных меньшинств. Мы также работали в отношении поддержки спорта, культуры и образования и принимали конвенции по борьбе с договорными матчами и допингом, по защите безопасности спортивных событий и зрителей, по Культурной конвенции и мерам по повышению доступности культуры, в отношении образовательных программ, которые пропагандируют идеи равенства, инклюзии и демократической гражданственности. Это только несколько примеров из нашей работы в областях, которые имеют ключевое значение, и где стандарты, установленные здесь, в Европе, часто становятся ориентиром для стран во всем мире.

Таким образом, Совет Европы должен смело двигаться вперед. Я должен сказать, что это стало делать проще после решения Парламентской Ассамблеи в июне уточнить свои процедуры. Наш Устав ясно говорит, что все государства-члены должны иметь одинаковые права и обязанности. Июньское решение Парламентской Ассамблеи привело к тому, что делегация Российской Федерации вернулась в Парламентскую Ассамблею, а власти Российской Федерации сейчас завершают процедуры по оплате взносов, которые они ранее приостанавливали. Этот факт важен не только для сохранения нашей европейской семьи, но и для гармонизации практики Ассамблеи с нашим Уставом.

Процесс, через который мы прошли, демонстрирует, что у многих есть свои представления о том, чем является Совет Европы и каковы его полномочия. Для многих их мнения зависят от того, какой позиции они придерживаются в напряженной ситуации, которая, к сожалению, сейчас возникла в международном сообществе. Таким образом, они ожидают, что Совет Европы займет их позицию и примет решения и мнения, которые соответствуют их желаниям.

В связи с этим на Европейский Суд оказывается давление, чтобы он работал быстрее, но при этом мы должны строго придерживаться своих полномочий. Европейский Суд не является политической комиссией: это независимый институт, основанный на праве и собственных процедурах.

Процесс, который мы прошли, касавшийся участия российской делегации в Парламентской Ассамблее, также демонстрирует, что у нас не может быть членов, которые являются членами только наполовину. В отличие от других международных организаций государства – члены Совета Европы имеют строгие судебные обязательства под контролем Европейского Суда. Мы ожидаем, что они будут выполнять свои обязательства, так же как и их права будут соблюдаться. Это не означает, что их членство гарантировано вне зависимости от обстоятельств. Однако приостановка прав государства-члена должна основываться на постановлениях Суда или нарушении Устава, как это определено руководящим органом, Комитетом министров, как мы видели это в деле Греции, которое я упоминал выше.

Европейская конвенция является правовым выражением европейского гуманизма и представляет собой важную часть европейского общественного порядка, и опорой этого порядка является Европейский Суд. Постановления Страсбургского суда на практике воплощают положения Европейской конвенции по правам человека. Благодаря ее широкому и глубокому влиянию ежедневно становятся лучше жизни 830 млн человек в 47 государствах-членах.

Приведу несколько примеров. В постановлениях данного Суда были разъяснены:

– право на правовую помощь для тех, кто не может позволить себе оплатить услуги адвоката, но кому необходимо обратиться в суд;

– требование о декриминализации однополых отношений;

– равные права для детей, рожденных в браке и вне брака;

– право на помощь адвоката во время содержания в СИЗО;

– неправомерность обязательного всеобщего отслеживания наших ежедневных разговоров.

Также является фактом, что принудительный труд предполагает не только цепи, запертые двери и иные физические ограничения: психологические также принимаются во внимание. Потенциальные жертвы имеют право на защиту со стороны государства. Оглядываясь назад, может показаться удивительным, что когда-то имелись сомнения в отношении данных прав и что Европейский Суд должен был предпринимать действия по защите таких прав, но так было, и Суд выполнял эти действия. Это доказывает важность данного Суда. Жизнь в Европе стала лучше.

Поддержка всех этих действий и их расширение в связи с изменениями наших обществ стоят денег. Я хотел бы выразить это простыми словами. Серьезные силы, включая технологии, финансовые ситуации и социальные медиа, изо дня в день изменяют наши общества. Эти усилия потребляют ресурсы, а также требуют их. Если те, перед кем была поставлена задача по поддержанию общественного порядка, продолжат сталкиваться с так называемым нулевым номинальным ростом, который означает отсутствие компенсации за инфляцию, баланс сил будет медленно изменяться, ухудшая положение людей во всей Европе. Мы не можем продолжать так действовать. Я хотел бы сказать это прямо и надеюсь, что такая ситуация изменится.

Возвращаясь к роману Виктора Гюго, расскажу историю, которая произошла в одном государстве-члене. Мужчина среднеазиатской внешности был замечен на демонстрации, он держал в руках некий предмет, похожий на оружие. Полиция была поднята по тревоге. Сотрудники полиции ворвались в дом мужчины, начали допрашивать его о причинах, побудивших его выйти с оружием на улицу. Потом они увидели на стене картину с изображением человека, который, как им показалось, выглядел как террорист. Они спросили, изображен ли на картине лидер его террористической ячейки. Мужчина ответил, что то, что он держал в руке на демонстрации, на самом деле было огурцом, купленным в соседнем магазине, а человек на картине – это не его лидер, а тот, кем он глубоко восхищается – Виктор Гюго.

Поскольку экстремизм и истерия могут возникать очень быстро везде и вокруг нас, питаясь друг от друга, важным фактором является ответ на вопрос: есть ли у нас успокаивающее влияние в европейском доме? Данное влияние несет Европейский Суд по правам человека.

Для меня было честью делать то, чтó я мог делать для укрепления Суда и Совета Европы. Я надеюсь, что Конвенция продолжит приближать нации и народы друг к другу.

Рене Кассен выразил похожие чувства, когда он получал Нобелевскую премию мира в 1968 году: «Моя страна наполняет меня любовью, которая переливается через край. Чем больше я являюсь французом, тем больше я чувствую себя частью человечества».

Давайте надеяться, что каждый, кто присутствует здесь, всегда сможет сказать, что чем больше я являюсь норвежцем или чем больше я являюсь русским, либо чем больше я являюсь итальянцем… тем больше я чувствую себя частью человечества.

Спасибо вам всем за эти годы, проведенные вместе.



Возврат к списку