Уважаемые читатели!
В феврале внимание вновь оказалось приковано к решениям ЕСПЧ по российским делам. И вновь мы имеем дело с судейским активизмом. Палата Суда приняла решение применить правило 39 Регламента Европейского Суда, потребовав от российских властей освободить А. Навального из-под стражи. Это первый случай, когда ЕСПЧ прямо требует освободить заключенного в рамках обеспечительных мер (существование такого инструмента в общих чертах предусмотрено тем самым 39 правилом Регламента). До этого случая подобные решения принимались только в рамках финального постановления по существу дела. До этого в качестве обеспечительных мер Судом предписывались различные действия (или же воздержание от определенных действий) до рассмотрения основной жалобы заявителя, если существовал на момент рассмотрения соответствующего запроса неизбежный риск нанесения непоправимого вреда жизни и здоровью заявителя.
На практике в большинстве случаев такие меры применяются в делах о депортации и экстрадиции людей в страны, где их жизнь и здоровье оказываются под угрозой в нарушение статей 2 и 3 Конвенции (о праве на жизнь и о запрете пыток и бесчеловечного обращения). Было несколько случаев, когда такие меры принимались в делах по жалобам на несправедливое судебное разбирательство и на нарушение права на уважение частной и семейной жизни (статьи 6 и 8). В деле Навального палата ЕСПЧ приняла во внимание «природу и степень риска для жизни заявителя», а также «все обстоятельства его текущего заключения», которые Суд посчитал реальными. Не вступая в дискуссию относительно обоснованности утверждений о наличии такого риска конкретно в отношении Навального, следует рассмотреть вопрос о правомерности вынесения Судом любой (!) обеспечительной меры, которая придет в голову адвокатам или самому Суду, а также о юридической обязательности таких решений Суда.
По первому вопросу представляется, что субсидиарный характер страсбургского контрольного механизма требует, чтобы через применение обеспечительных мер Суд не подменял собой правосудие в конкретном государстве, указывая ему на конкретные действия, которые надлежит совершить, а лишь формулировал цели (задачи) таких действий, оставляя выбор конкретных форм их исполнения самим властям в рамках их полномочий. То есть в данном случае представляется, что корректной формулировкой таких обеспечительных мер было бы «предпринять все меры, обеспечить и гарантировать безопасность имярек с учетом имеющихся угроз его жизни и здоровью». При таком варианте все стороны не выходили бы за рамки своих полномочий и не дискредитировали своим безответственным активизмом страсбургскую систему, подрывая ее легитимный характер.
По второму вопросу ситуация сложнее. Не только Россия, но и другие члены СЕ неоднократно ставили под сомнение обязательный характер обеспечительных мер, в том числе и просто игнорируя их. Это делали и Швеция, и Франция, и другие примерные демократические страны. Проблема заключается в том, что институт обеспечительных мер был внедрен в практику самим Судом, а не учредившими его государствами. Государства, ратифицируя Конвенцию о правах человека и Протоколы к ней, не давали своего согласия на такую передачу властных полномочий наднациональному Суду. При этом само по себе такое средство обеспечения правосудия полезно и правильно, но оно должно быть легитимно учреждено, а не присвоено Судом самим себе. То обстоятельство, что государства в большинстве случаев выполняют «указания» ЕСПЧ, проявляя, по сути, юридическую добрую волю, воспринимается Судом как одобрение его волюнтаристского подхода. И власти стран – членов СЕ здесь сами виноваты: вместо того, чтобы оформить процессуальные полномочия ЕСПЧ (а такие предложения мы продвигали еще 15 лет назад (!)), которые содержатся в разработанном им самим для себя Регламенте, в формате подлежащего ратификации протокола к Конвенции, они предпочитают использовать активизм Суда в политических целях, оказывая давление на власти отдельных стран, будь то Россия, Турция или кто-то еще.
Выводы таковы: обеспечительные меры нужны, но пока их объем, пределы и порядок применения (включая возможность обжалования и рассмотрения запросов в рамках состязательного процесса) не утверждены, они должны формулироваться в самых общих рамках предоставления определенных гарантий национальными властями, а также носить рекомендательный характер.
Юрий Берестнев
Купить мартовский номер журнала «Бюллетень Европейского Суда по правам человека» можно на нашем сайте https://clck.ru/TsWoo